«В самом деле, Тедди, этот парень, какой-то особенный. Ты знаешь, я не слишком склонен хвалить кого бы то ни было, но ведь он никого не боится! Ему абсолютно наплевать на то, что рядом с ним, никому не известным мальчишкой из канадской деревни,— асы формулы 1. Он сорвался с первой позиции — и только мы его и видели! А как он 32 проходил повороты! С бешеным заносом, на сумасшедшей скорости и все же предельно точно. Словом, помяни мое слово, из этого канадца выйдет толк, не будь я Джеймс Хант!»
Менеджер «Мак-Ларена» Тедди Майер слушал своего «первого номера», склонив голову на бок и недоверчиво сощурившись. На его лице не было написано особенного энтузиазма: Хант славился безапелляционностью суждений. И все же факт говорил за себя — этот Вильнев на «выставочной» гонке у себя в Канаде обставил и Ханта, и Джонса, и Депайе... И ведь все ехали на практически одинаковых формулах «Атлантик».
Боссы «Мак-Ларена» раздумывали чуть ли не год. Наконец, 16 июля 1977 года на старт Гран-при Великобритании в Сильверстоуне под сороковым номером вышел Жиль Вильнев. Накануне ему пришлось изрядно попотеть— 19 раз вылетал он с трассы, прежде чем приноровился к своему «Мак-Ларену» «из-под Ханта». В результате канадец показал девятое время — неплохо, особенно если учесть, что квалификационное сито не удалось преодолеть самому Регаццони.
В гонке Жиль был лишь одиннадцатым — постоянно грелся двигатель. И потому руководство «Мак-Ларена» вновь окунулось в размышления. А тем временем судьба Вильнева была решена. Вскоре после гонки в Сильверстоуне в его гостиничном номере раздался звонок: «Добрый вечер, молодой человек! Сколько вам лет?» «Двадцать... двадцать пять!» — чуть поколебавшись, ответил Жиль. Звонил Энцо Феррари...
Эти сведения можно теперь найти в любом справочнике: Жиль Вильнев, Канада, родился 18 января 1952 года. Все правильно. 18 января. Да только не в 1952-м, а на два года раньше. Мальчишки прибавляли года, чтобы попасть на войну. Жиль, уже взрослый дядя, «скостил» себе два года с той же целью — чтобы попасть «на войну». Он боялся, что двадцатисемилетнего, его сочтут бесперспективным. А в 25 еще есть надежда!
Как он теперь жалел о юности, бестолково потраченной в канадской провинции! Хотя, с другой стороны, чтобы очутиться среди пилотов формулы 1, сыну настройщика пианино из маленького городка Бертьевиль в Квебеке нужно было пройти большой путь.
Свои водительские наклонности Жиль продемонстрировал рано, разбивая сначала папины, а потом и собственную машину. Первой остановкой на пути автомобильного сорви-головы стала больница. Элегантная «Эм Джи» была развалена вдребезги, пострадала и голова владельца. Но единственный урок, который извлек Жиль из пребывания на больничной койке,— вместо хлипкой «англичанки» нужно купить что-нибудь покрепче, «поамериканистей». И на многие годы радары полицейских машин тихого Бертьевиля получили работу. Это мальчишество осталось с ним навсегда — правила уличного движения были писаны не для Вильнева. Он безгранично верил в свое водительское искусство и возможности машины. А те, кто имел несчастье очутиться рядом с ним в «Феррари-308», рассказывали потом об этом с восхищением и ужасом.
К великому облегчению канадской полиции, внимание Жиля привлекли снегоходы. Гонки на снежных мотоциклах ему страшно понравились. И, заметим, навсегда определили стиль Виль-нева-пилота. Именно благодаря необычной ледовой тренировке он так уверенно чувствовал себя на мокрой дороге, и именно на снежных трассах Канады следует искать истоки покорившей Ханта манеры прохождения поворотов. К тому же Жиль, который и раньше был не из пугливых, стал совершенно бесстрашным. «Три-четыре хоррроших, на 150-ти, «полета» каждую зиму — после этого, знаете, как-то уж ничего не боишься»,— говорил он журналистам годы спустя.
Ему-то, может, и не было страшно. Зато как только Вильнев появился в формуле 1, раздался хор возмущенных голосов: «За рулем «Феррари» — опасный сумасшедший! Он просто еще не дорос до уровня пилота мирового класса». Действительно, было от чего схватиться за голову — пять из первых семи Гран-при закончились для Жиля авариями. Особенно возмущены критики были в Японии — там красный «Феррари», вылетев за пределы трассы, убил двух зрителей.
Но как это ни странно, голоса недовольных очень скоро потонули в море едва ли не всеобщего восхищения Первыми были покорены механики «Феррари». Живой и веселый, словно настоящий итальянец, Жиль оказался отличным товарищем, он никогда не заносился, не делил людей на «пилотов и механеров», никогда не боялся «измазать руки». Короче, уже после первой зимы в команде любой механик в Маранелло готов был жизнь отдать за новичка.
Вскоре признали канадца зрители и журналисты. Поначалу они удивлялись: «Как, этот застенчивый малыш и есть тот герой, который только что устроил на трассе настоящую корриду..?!» Никто ни разу не слышал от него: «Прошу извинить, мне некогда». Никогда не отказывался он дать автограф или сфотографироваться на память с болельщиком. О гонках, автомобилях Вильнев готов был говорить часами с любым, кому это было интересно. И при этом — обаятельнейшая улыбка, неизменная вежливость, живой умный взгляд. «Жиль» — иначе никто его уже не называл.
Но вызывать любовь «малых сих» — не штука. Каково же было удивление всего автогоночного мира, когда сам Энцо Феррари, холоднобеспристрастный «старый хозяин», назвал Вильнева «моим маленьким канадцем». «Коммендаторе», который всегда переживал каждую аварию своего автомобиля как личную трагедию — ведь машина погибла! — осадил одного из подчиненных, обратившего внимание хозяина на неосторожную езду Вильнева: «Разбивает машины? Так делайте их крепче, черт возьми!»
Впрочем, Феррари был далеко не первым бизнесменом, кто поддался очарованию Жиля. Еще дома, в Канаде, попробовав сначала местные гонки в окрестностях Монреаля, потом испытав «стоккары» и найдя их «скучноватыми», Вильнев решил заняться «формулами». Однако дело это дорогое. Сначала гоночная школа в Мон-Тремблане, затем формула «Форд» и, наконец, формула «Атлантики требовали больших денег. А у Жиля уже была семья. С женой Жоан и двумя детьми они жили в домике на колесах, купленном на одолженные деньги. А однажды отец семейства осчастливил домочадцев тем, что продал их «мотор-хоум» и купил новую гоночную машину. («О! — говорила Жоан.— С ним невозможно соскучиться!»). И еще полгода Вильневы жили в фургоне гоночной команды. А потом появилась возможность выступить в «выставочной» гонке в Труа-Ривьер. Устроители всемирной «Экспо-76» в Монреале пригласили лучших европейских пилотов. Но чтобы принять участие в этих состязаниях, нужно было много денег. А кроме долгов, у Вильнева ничего не было.
Жиль попросил денег у монреальского предпринимателя Гастона Парена, с которым у него было шапочное знакомство. «Я обгоню их всех, вот увидите!» — улыбался Вильнев. И «акула капитализма», посмотрев в смеющиеся глаза 26-летнего мальчишки, заплатила его долги. Парен стал личным другом и менеджером Вильнева.
Прошло совсем немного времени, и бедняк канадец превратился в одного из самых высокооплачиваемых пилотов мира. Семья его жила на свежеотстроенной фешенебельной вилле в Монако. Жиль купил дорогой джип, вертолет, океанскую яхту и самозабвенно игрался новыми «игрушками».
Но получал он все это отнюдь не за красивые глаза. Появившись в «Феррари» на двух последних этапах сезона-77 (заменил он, кстати, самого Лауду), Вильнев уже к концу следующего года оказался среди мировой элиты, попробовав и бремя лидерства, и старт из первого ряда, установив «лучший круг», а в последней гонке сезона, к радости земляков, вкусил победного шампанского на пьедестале в Монреале.
В 1979 году Жиль стал вице-чемпионом мира. Всего четыре очка отделило канадца от его товарища по команде Йоди Шехтера. Вильнев сражался отчаянно, лидируй в семи из пятнадцати этапов и установив семь рекордов круга. Но на финише решающего Гран-при Италии он уступил Шехтеру сорок шесть сотых секунды.
Обычно такие ситуации рождают в командах нервозность и склоки. Вильнев ни разу на протяжении гоночной карьеры не пожаловался ни на свой автомобиль, ни на одного из своих кол-лег-пилотов. Зато собственные ошибки признавал сразу. Это принесло ему необыкновенную любовь товарищей. Трудно было в те годы найти гонщика, который бы вел себя на трассе так агрессивно. Но не было никого, кто пользовался бы таким уважением, как Вильнев. Многие и теперь еще помнят его битву с Рене Арну на Гран-при Франции-79 в Дижоне. Несколько раз сталкиваясь и вылетая с трассы, «Рено» и «Феррари» вновь возвращались на асфальт и вновь сцеплялись в смертельной схватке. Сенна и Мэнселл после такой гонки сорвали бы голос от крика. А Вильнев на пьедестале обнимался с Арну, которого опередил-таки на 0,24 секунды. Так и Шехтер благодарил Жиля за помощь в завоевании титула и считал одним из лучших своих друзей.
Это не было позой или снисхождением, это было уважение к сильному. «Если существовал выбор — на полном газу выиграть, рискуя загнать насмерть машину, или же ехать спокойно и финишироваться в «очках»,— вспоминал конструктор «Феррари» Харви Пост-лтуэйт,— Йоди мог выбрать второе. И стал в итоге чемпионом мира. Жиль всегда выбирал только первое». «Но,— добавлял еще один инженер из Маранелло, Мауро Форгьери,— не было на земле гонщика, который бы желал победы так яростно. И был бы так ее достоин».
...До конца заключительной тренировки Большого приза Бельгии 1982 года оставалось восемь минут, когда красный «Феррари» Вильнева будто ужаленный вылетел на трассу из боксов. Его товарищ по команде Дидье Пирони только что на одну десятую секунды превысил время канадца: это было уже слишком. Видит Бог, он, Жиль, всегда считал пилотов своими друзьями, независимо от цвета комбинезона. Они боролись на трассе, но никогда никто из них не нарушал слова. А две недели назад в Имоле Пирони обогнал его на последнем круге, а после обвинил в «медлительности», хотя сам прекрасно знал, что означает знак из боксов «снизить скорость, не обгонять друг друга».
Сегодня — тринадцатый день, как Жиль потерял друга. Он не сказал французу ни слова, он вообще с ним не говорил. И многие заметили, что всегда веселый канадец улыбается меньше обычного. Но шутки в сторону! Сейчас он докажет, кто тут «ползает как черепаха»!
«Феррари», пронзительно ревя турбокомпрессором, пошел уже на второй свой сумасшедший круг, когда в левом повороте перед ним внезапно возник стоп-сигнал медленно входившего в поворот «Марча». Йохен Масс, увидев в зеркале догоняющий его красный ураган, попытался освободить дорогу и принял вправо. Жиль этого не предвидел — он всегда рассчитывал только на собственное мастерство. И тоже слегка тронул руль вправо.
Несколько бесконечно долгих секунд «Феррари», в немыслимом прыжке перескочив через «Марч», кувыркался по земле, окутанный тучей пыли и обломков, постепенно превращаясь в страшный клубок останков человека и машины. Кадры эти показала когда-то даже программа «Время»...
«Привет, Жиль! Я не могу поверить, что тебя не будет больше среди наших пилотов. Я не знала Нуволари, но когда-нибудь с гордостью расскажу о тебе своей дочери. Я расскажу ей, как ты потряс меня когда-то и как я плачу о тебе сейчас. Я чувствую огромную пустоту в моем сердце и не знаю, чем ее заполнить. Я смотрю ча небо и вижу тебя самой яркой из звезд. Верю, что даже там, наверху, едва лишь зажжется зеленый, ты вновь будешь первым...» Это письмо пришло в Бертьевиль от одной двадцатилетней итальянки, спустя полгода после похорон. Жоан Вильнев вел под руку премьер-министр Канады Трюдо, а Йоди Шехтер сказал в последнем слове: «Это был самый настоящий человек из всех, кого я знал...»
«...И когда ты утешишься,— сказал маленький принц на прощание,— ты будешь рад, что знал меня когда-то. Ты всегда будешь мне другом».
Источник: Журнал «АМС», №8, 1993